Илья Раскин

СИНДРОМ ПСИХИАТРИЧЕСКОЙ ИНТОКСИКАЦИИ

Знание — сила, 10 (1990)

В октябре 1986 года в нашей стране прошел незамеченным и неотмеченным 150‑летний юбилей: в 1836 году по высочайшему повелению был объявлен сумасшедшим гениальный Чаадаев. Юбилей, однако, заявил о себе тем, что примерно с этого самого времени наша пресса, пользуясь высочайше дарованной гласностью, все более активно стала интересоваться темой психиатрических репрессий, причем выяснилось, что явление это за 150 лет отнюдь не исчезло, а скорее наоборот, что клятва Гиппократа неоднократно была подавлена требованиями партийной дисциплины.

Есть здесь, однако, область, куда журналистам, да и вообще посторонним вход строго воспрещен. И поделом воспрещен — здесь требуются немалые профессиональные знания, без которых и думать нечего о чем-то рассуждать. Речь идет о психиатрической теории, теоретической основе соответствующей практики. Дилетанту сюда соваться нечего, он тут же сломает ногу уже в терминологии — эпидемиология, нозология, диагноз, катамнез, синдром, симптом, невроз, психоз, шизофрения, гебефрения, шизоаффективные психозы, апатоабулические расстройства, неврозоподобные ремиссии при приступообразно-прогредиентной шизофрении… и т.д. почти до бесконечности.

Нет, я, профан, не могу об этом рассуждать, а писать — тем более. Но читать — читать могу, с чистой совестью. И вот купил книгу и читаю: Личко А.Е. Шизофрения у подростков. Ленинград, «Медицина», 1989 г.

Книга не для профанов: «предназначена для психиатров, врачей школ, ПТУ и подростковых терапевтов поликлиник». Я – философ, и книга не для меня. И вдруг — бывают же совпадения — натыкаюсь на параграф под названием «Синдром метафизической интоксикации». Уж не по моей ли это части: ведь «метафизическая интоксикация» — по-русски нечто вроде «отравление философией»? Странно: когда-то римлянин Боэций написал трактат «Об утешении философией». Тогда философией утешались, теперь, видимо, травятся — до чего изощрились токсикоманы! Нет, думаю, это у психиатров терминология такая экзотическая.

Читаю параграф — вот те на, никакой экзотики и латыни, все по-русски, все понятно. «Ведущим симптомом являются непрерывные размышления о философских и социальных проблемах: о смысле жизни и смерти, о предназначении человечества, о самосовершенствовании, об улучшении жизни общества, о путях устранения опасностей, грозящих людям, о соотношении мозга и сознания, о материи и душе, о пятом измерении, о шестом чувстве и т.п. Путем раздумий и фантазий подросток «разрабатывает» свои собственные философские принципы, этические нормы, проекты социальных реформ… Сутью «метафизической интоксикации» являются именно размышления, склонность к мудрствованию, тенденция к резонерству». Ей-богу, здесь есть о чем поразмыслить и помудрствовать «путем раздумий и фантазий». Или, может, не стоит, ведь симптом?. Нет, из книги следует, что это у подростков симптом, а я взрослый, мне можно.

Значит, так: если подросток размышляет, «мудрствует», предается раздумьям и фантазиям о философских и мировоззренческих вопросах, не говоря уже о разработке проектов социальных реформ, то это некоторая… ну, ненормальность? Нет, не может быть — и автор серьезный, и книга солидная, и издание 1989 года. Все гораздо сложнее.

Речь идет не о всяких размышлениях на серьезные темы, а о размышлениях «непрерывных». Конечно, не буквально — любой подросток иногда спит, ест, мало ли чем еще занимается… Очевидно, подозреваемый юный субъект думает много, или, скажем, слишком много. Но: много — это сколько? А сколько — не много? И, наконец, сколько надо, то есть нормально? Из каких критериев исходит врач, определяя эти «много» — «не много»? Я-то, по простоте душевной, полагал, что философские проблемы требуют длительных, систематических, напряженных размышлений — если, конечно, принимаешь их близко к сердцу. Скорее всего, по мнению врача, подросток просто не должен придавать мировоззренческим вопросам «чрезмерного» значения, то есть принимать их в их действительном содержании и в их подлинной сложности.

Конечно, следует учитывать еще массу обстоятельств. Например, самодельная эта философия должна быть оценена по ее содержанию и по форме изложения.

«Отличительными признаками подобных «теорий» являются их примитивность и отрыв от реальной жизни. Суждения противоречивы, сумбурны, вычурны и порой нелепы, чего сам подросток не замечает». Вот это уже весьма серьезно. Примитивность, противоречивость, отрыв от жизни, сумбур — это плохо. Правда, перечисленные недостатки можно без труда обнаружить в многочисленных вузовских учебниках по философии, но их пишут люди заведомо психически здоровые, так что это к нашей теме не относится. Вернемся к подросткам. Это, как известно, люди в возрасте примерно 14–18 лет. То есть (в наших условиях) либо учащиеся школ и ПТУ, либо только что их окончившие. Именно их философские построения обязаны быть непримитивны, прочно связаны с жизнью, логичны, непротиворечивы и гладко изложены. Имейте же снисхождение, товарищи психиатры! Попробуйте, уважаемые дипломированные специалисты, изложить вслух собственные философские воззрения (если, конечно, они имеются) и запишите это на магнитофон. Только честно, собственные. Потом послушайте сами и дайте послушать психиатру.

Вот и сама А.Е. Личко демонстрирует логику своих — пусть не философских – построений. «Активности в распространении своих идей не проявляют, единомышленников не ищут. Пытаются беседовать на излюбленную тему со сверстниками, но, не встречая интереса, замыкаются». То есть: единомышленников не ищут, так как ищут, но не находят. Врачу, исцелися сам!

Вообще-то за абстрактность, нелепость и отрыв от жизни всем героям истории философии можно выдать по диагнозу. Вот колыбель европейской мысли – Греция. Один говорит: все есть вода. Другой: все есть огонь. Третий: все есть число. Четвертый (мудрец брадатый): движенья нет. Пятый: все, что ни скажу — истинно. Шестой: чувства нас обманывают. Седьмой: наш мир есть тень. И так далее. Не правда ли, палата № 6? А вот гении нового времени. Декарт решил, что душа и тело соприкасаются в шишковидной железе. Лейбниц придумал, что мир состоит из маленьких и больших душ и душечек — монад. Беркли вообразил, что то, чего мы не ощущаем, того и нет вовсе. Гегель утверждал, что мир образован самодвижущимися понятиями. Продолжать? Но ведь там уж совсем страшные вещи пойдут — вплоть до Ницше, который вправду обезумел. Вот откуда — из истории философии черпать бы примеры нашим психиатрам, а не из детского лепета советских учащихся…

Так с каких же позиций, исходя из каких критериев, оценивает врач лепость/нелепость, абстрактность/конкретность и т.д. юношеских умозрений? Надо думать, что безграмотная философия может быть по достоинству и по существу оценена с позиций грамотной философии, философия путаная и противоречивая — с позиций грамотной логики. Располагает ли этим умственным багажом наш рядовой психиатр и врач школы и ПТУ, который будет освидетельствовать подростка по рекомендациям А.Е. Личко? Ведь он непременно должен изображать из себя эксперта по вопросам философии, этики и общественного благоустройства. А также по проблемам искусства, математики, естествознания и техники, ведь бывает, что и об этих материях подросток размышляет «путем раздумий и фантазий». Кстати, если бы наш врач получил хотя бы элементарную, но грамотную философскую подготовку, он бы знал, что универсальный закон теоретического мышления – восхождение от абстрактного к конкретному; что начальные этапы теоретизирования и философствования всегда отличаются абстрактностью, односторонностью, «оторванностью от жизни»; что конкретность и жизненная полнота достигаются лишь в результате долгого, сложного и противоречивого движения мысли. Это относится к развитию как мировой философии в целом, так и к развитию мысли отдельного человека. Оперирование «тощими» оторванными от жизни абстракциями — нормальный этап развития нормального разума. Плохо, если этот этап растянется на всю жизнь, но ведь мы имеем дело с подростком, а у него многое еще впереди, не так ли?

«Иногда пишут нелепые воззвания и расклеивают их в самых неподходящих местах».

Догоним и перегоним США! Экономика должна быть экономной! Превратим Москву в образцовый коммунистический город! Мы помним, как подобные воззвания висели во всех подходящих и неподходящих местах. Теперь понятно, что это резвились метафизически отравленные подростки.

Психиатрическая диагностика — дело чрезвычайно сложное, и, как уже говорилось, требует учета множества обстоятельств жизни обследуемого. В частности, необходимо выяснить, как складываются его отношения с коллективом, друзьями, учителями, нет ли здесь аномалий. Как это делается? Вот приводится история болезни Валерия Р., 17 лет. «Диагноз — вялотекущая неврозоподобная шизофрения. Синдром метафизической интоксикации». Как и положено, оцениваются отношения в коллективе: «Социальная адаптация (нарушена — конфликты в школе)». Здесь же изложены основания для этой оценки: «В школе вступал в спор с учителем обществоведения. На комсомольском собрании был подвергнут осуждению». Не знаю, что тут и сказать, нет слов. И это серьезно пишет взрослый человек, опытный психиатр? А ведь в монографии приводятся истории болезней, так сказать, образцовые! Не правда ли, хороший образец для врачей школ и ПТУ? Прошу понять меня правильно, я ни в коей мере не вправе подвергать сомнению диагноз Валерия Р. — он базируется на массе данных специального характера, судить о которых не могу. Но ведь спор с учителем и осуждение на собрании тоже послужили одним (хотя бы одним) из оснований для диагноза «шизофрения»! Иначе зачем же писать об этом в истории болезни?

«Философические идеи нередко относятся к сверхценным». Как пишет А.Е. Личко, по классическому определению сверхценных идей, «эти идеи возникают в связи с реальной ситуацией, но занимают в сознании положение, не соответствующее их действительному значению». То есть, чтобы определить, что такая-то идея является сверхценной, психиатр должен в каждом случае достоверно знать, каково «действительное значение» этой идеи. Философская наивность такого предположения просто поразительна — ведь врачу вменяется в обязанность знать (поскольку речь идет о «метафизической интоксикации») «действительное значение» таких идей, как истина, правда, справедливость, добро и зло, смерть и бессмертие… Не много ли берет на себя психиатрия? И не является ли сама идея о подобных полномочиях и возможностях психиатра сверхценной — «возникшей в связи с реальной ситуацией, но занимающей в сознании (врача) положение, не соответствующее ее действительному значению»?

«По содержанию и отсутствию критики метафизическая интоксикация иногда напоминает паранойяльный бред, но отличается от него отсутствием борьбы за претворение этих идей в жизнь». Итак, паранойяльный бред мало того, что нелеп, но во всей своей нелепости еще и «активно претворяется в жизнь». Не знаю, как психиатры умудряются жить и работать в нашей стране, отличая норму от патологии.

Думаю, всякий специалист-психиатр, читающий эту статью, давно уже зачислил автора этих строк в число убежденных сторонников «антипсихиатрии» — течения, известного на Западе. «Психически больные нередко рассматривались в рамках этого направления как жертвы больного, патогенного общества, которое признает сумасшедшим того, кто не соглашается с предписаниями религии и государства. Движение, лидерами которого стали Д. Купер, Р. Лэинг, Т. Шаш и др., требовало отмены больничных порядков, отмены самих терминов «психиатрия», «психиатр». Согласно их взглядам, психиатрические лечебницы есть не что иное, как воплощение дегуманизирующего начала в обществе, ибо здесь «каста» врачей беспрепятственно творит насилие над беззащитной «кастой» больных. Что касается психиатрических понятий, то они расценивались как сбивчивая наукообразная классификация, цель которой — замаскировать социальные функции психиатрии, а именно функции репрессии, изоляции неугодных обществу лиц». (Братусь Б.С. Аномалии личности. М., 1988).

Нет, я не «антипсихиатр». Однако, согласитесь, как бы не относиться к этому течению, нельзя не признать, что возникло оно не на пустом месте (возникло, заметьте, на Западе, где психиатрия гораздо более «либеральна» по сравнению с нашей). Это течение, кроме прочего, зафиксировало (и абсолютизировало) тот факт, что бывают не только больные люди, но и больное общество. И что как обществу, так и его отдельным институтам можно порой ставить диагнозы с использованием психиатрической терминологии. (Кстати, поэтому совершенно неважно, был ли правилен знаменитый диагноз В.М. Бехтерева Сталину). Кого же в подобных случаях считать нормальным? Все критерии «плывут» и смещаются.

Между тем, в мировой культуре, в религии и философии давным-давно установлена разница между «душой» и «духом», соответственно — между «душевными» дефектами, подлежащими ведению медицины, и «духовными» болезнями, которые лишь проявляются в психике индивида, но принадлежат, по существу, не ему, а обществу. И если этого не учитывать, то на фоне общественных аномалий — нравственных и умственных — человек, иначе духовно устроенный, с легкостью может быть принят за душевнобольного и подвергнут принудительному лечению. Ну, в самом деле, не лечить же нашу экономику и пропаганду аминазином! Куда проще вколоть его в глупое место «умствующему» гражданину.

Я долго рылся в литературе, пытаясь уяснить: умеет ли наша психиатрия различать по существу болезни общественного сознания и индивидуальной психики? Куда там, все в кучу. Все в клинику — аминазином, трифтазином. Что же касается духовного, то это понятие встречается в той же книге А.Е. Личко в таком вот контексте: вышеупомянутая «метафизическая интоксикация» «рассматривается как патологическое самоутверждение путем духовного совершенствования». Наверное, автор неудачно выразился, он не то хотел сказать. Но сказалось следующее: духовное совершенствование — это патологическая форма самоутверждения. Ей-богу!

Не могу судить о таком нашем вкладе в мировую психиатрическую науку, как концепция вялотекущей шизофрении А.В. Снежневского, — это дело специалистов. Но так и подмывает сказать, что советская шизофрения — самая вялотекущая (по аналогии с известным анекдотом про наш паралич, самый прогрессивный в мире), зато наши диагнозы — самые скорые и безапелляционные.

«В 1975 г. на совещании рабочей группы Европейского регионального бюро ВОЗ, посвященного профилактике шизофрении в группах высокого риска, вполне справедливо подчеркивалось значение этических проблем, связанных с отбором детей, подверженных высокому риску заболевания шизофренией из-за болезни родителя, и ранней диагностикой. Главным в этом смысле был назван вред, причиняемый «наклеиванием ярлыков», постановкой ложноположительных диагнозов, то есть гипердиагностикой. Такой «ярлык», как отмечается, заставляет родителей, учителей, представителям специальных организаций относиться к детям так, как если бы они уже имели дефект, что отрицательно сказывается на их положении в школе и обществе и может даже привести к аггравации (усилению — И.Р.) имеющихся у них симптомов». (Семичов С.Б. Предболезненные психические расстройства. Л., 1987).

За рубежом из подобных опасений делаются и практические выводы. Как сообщает А.Е. Личко, «в американской психиатрии с 1980 года псевдоневротическая шизофрения была исключена как официальный диагноз. Такие больные не считаются страдающими шизофренией… Таким путем… не ставится задачей ранняя диагностика последней в целях прогноза и необходимого лечения». Ряд диагностических признаков, «так же как и метафизическая интоксикация, даже не выделяются в особый синдром». А.Е. Личко такой подход не устраивает — как же «ранняя диагностика и необходимое лечение»? Можно подумать, что состояние наших клиник, количество и качество медикаментов позволяют проводить такое лечение более успешно, чем в США.

И, наконец, последнее. Всякий психиатр, даже тот маловероятный, который согласится с пафосом и направлением настоящей статьи, вправе заявить мне: «А уж вам-то, философам, лучше бы молчать. Не ваша ли идеологическая братия более всех повинна в насаждении нетерпимости, в преследовании и искоренении всех ростков самостоятельной мысли»? Прямо признаюсь — за всех отвечать не хочется. Думаю, вместо того, чтобы выяснять отношения, куда полезнее было бы вместе расчищать авгиевы конюшни — как философские, так и психиатрические.

«Затравкой» для такого совместного разговора могу предложить — в порядке взаимной профессиональной любезности — описание «синдрома психиатрической интоксикации».

Этот синдром проявляется преимущественно у профессиональных практикующих психиатров, свидетельствует о глубокой духовной ущербности и выражается в триаде: 1) отсутствие размышлений о философских и социальных проблемах: о смысле жизни и смерти, о предназначении человечества, о самосовершенствовании и т.д. по книге А.Е. Личко; 2) гипертрофированная социальная адаптация, доходящая до полного конформизма, что проявляется, в частности, в склонности подгонять понятие медицинской «нормы» под официально одобряемые формы поведения; 3) отсутствие чувства юмора.