Иоганн Готлиб Фихте
Основа общего наукоучения
Grundlage der gesammten Wissenschaftslehre (1794)
Фихте И.Г. Сочинения. Работы 1792-1801 гг.
Москва, 1997
За пределы нашего положения 1
в указанном смысле вышел Спиноза. Он не отрицает единства эмпирического сознания,
но полностью отрицает чистое сознание. По его мнению, весь ряд представлений
эмпирического субъекта относится к единому чистому субъекту так, как отдельное
представление к ряду. Для него Я (то Я, которое он называет своим
или же я называю моим Я) есть не безусловно потому, что оно
есть, а потому, что есть нечто другое. Правда, Я, по его мнению,
есть Я для Я, но он спрашивает при этом, чем бы оно было для чего-то вне
Я. Такое «вне-Я» было бы равным образом некоторым Я, по
отношению к которому положенное Я (например, мое Я) и всевозможные,
могущие быть положенными Я были бы видоизменениями. Он отделяет чистое
и эмпирическое сознание. Первое он полагает в Боге, который никогда не
сознает себя, так как чистое сознание никогда не достигает сознания; второе же
он полагает в отдельные модификации Божества. В таком виде его система вполне
последовательна и неопровержима, так как она находится в такой сфере, куда разум
не может за ней следовать. Но она лишена оснований; ибо что же давало ей право
выходить за пределы данного в эмпирическом сознании чистого сознания? Нетрудно
показать, что толкнуло его к его системе; это — необходимое стремление установить
в человеческом познании высшее единство. Это единство имеется в его системе,
и ошибка лишь в мнении, будто он заключает из теоретически разумных оснований
там, где он на деле был влеком лишь чисто практической потребностью; ошибка в
том, что он думал, будто он устанавливает нечто действительно данное, тогда как
на деле он установлял лишь некоторый скрытый, но навсегда недостижимый идеал.
Его высшее единство мы снова обретем в наукоучении, но не как нечто такое, что
есть, а как нечто такое, что должно, хотя и не может быть нами
произведено. Я замечу еще, что если переступить за пределы Я есмъ, то
неизбежно придешь к спинозизму. (Что Лейбницева система, взятая мысленно в ее
завершении, есть не что иное, как спинозизм, показывает в своей весьма поучительной
статье: «О прогрессах философии... и т.д.» Соломон Маймон.) Существуют только
две вполне последовательные системы: критическая, которая признает такую границу,
и спинозистская, которая ее переходит. [289]
Спиноза полагает основание единства сознания в некоторой субстанции,
в которой сознание с необходимостью определяется как со стороны материи (определенного
ряда представления), так и со стороны формы единства. Но я спрашиваю его: в чем
заключается, в свою очередь, основание необходимости этой субстанции как со стороны
ее материи (различных заключающихся в ней рядов представления), так и со стороны
ее формы (согласно которой в ней должны исчерпываться и образовывать некоторую
целостную систему все возможные ряды представления)? Но для такой необходимости
он не указывает мне никакого дальнейшего основания, а говорит: это просто так
есть. И он говорит мне это потому, что он вынужден принять нечто абсолютно первое,
некоторое высшее единство. Но в таком случае он должен был бы остановиться на
данном ему в сознании единстве и не имел надобности изобретать еще высшее единство,
так как его к этому ничто не вынуждало.
Было бы совершенно невозможно объяснить, как мог бы какой-нибудь
мыслитель когда-либо выйти за пределы Я либо, выйдя за эти пределы, найти
способ где-нибудь остановиться, если бы мы не находили в качестве совершенно
достаточного основания этого явления некоторой практической данности. Именно
эта последняя, а не какая-либо теоретическая данность, как то, по-видимому, думали,
побуждала догматика выходить за пределы Я, — а именно чувство зависимости
нашего Я, поскольку оно является практическим, от некоторого не-Я,
совершенно не подчиняющегося нашему законодательству и постольку свободного.
Практическая же данность принуждала догматика и к тому, чтобы стараться где-нибудь
остановиться, — именно чувство необходимого подчинения всякого не-Я практическим
законам Я и единства его с ними; причем это единство никоим образом не
являет собою как предмет понятия чего-либо существующего в наличности, а представляет
собою как предмет некоторой идеи нечто, что должно существовать и должно
быть нами создано, как то станет ясно в свое время.
Отсюда, наконец, явствует, что догматизм вообще вовсе не является
тем, за что он себя выдает, что вышеприведенными выводами мы поступили по отношению
к нему несправедливо и что сам он неправ в отношении к себе, навлекая на себя
такие выводы. Его высшим единством не является в действительности и не может
быть ничто, кроме единства сознания; и его вещь представляет собою субстрат делимости
вообще или же ту высшую субстанцию, в которой полагаются оба момента, и Я
и не-Я (мышление и протяжение Спинозы). До чистого абсолютного Я
он вовсе не возвышается, не говоря уже о том, что ему не удается перешагнуть
за его пределы. Он доходит в тех случаях, когда, как в системе Спинозы, ему удается
пойти дальше всего, до нашего второго и третьего основоположения, но никогда [306]
не достигает первого абсолютно безусловного основоположения 1
обыкновенно он так высоко не поднимается. Критической философии было предоставлено
сделать этот последний шаг и тем дать завершение наукоучению. Теоретическая часть
нашего наукоучения, которая тоже будет развита только из двух последних основоположений,
при чисто регулятивном значении первого основоположения, действительно являет
собою систематический спинозизм, как то станет ясно в свое время (с той лишь
разницей, что Я каждого человека само представляет собою единственную
высшую субстанцию). Но наша система присоединяет еще практическую часть, которая
обосновывает и определяет первую и тем дает всей науке завершение, исчерпывает
все то, что может быть найдено в человеческом духе, и этим вновь примиряет с
философией здравый человеческий рассудок, оскорбленный всею докантовской философией,
нашей же теоретической системой на первый взгляд отторгнутый от философии без
всякой надежды на примирение. [307]