Сергей Мареев
Труд как единство материального и идеального
В споре А.Д. Майданского с В.М. Межуевым об идеальном и материальном
я в основном на стороне первого. И все его критические аргументы со ссылками
на Маркса я принимаю. Вот только в его понимании труда я не согласен в том плане,
что первичен труд как чисто материальная деятельность, а идеальный момент труда
может быть лишь выведен из труда как материальной деятельности.
«Сам по себе труд столь же материален, сколь и идеален», — пишет Межуев. Следует
ли это понимать так, что идеальное и материальное равноправны? Такое решение
не вправе называться материалистическим. Идеальное есть форма
осуществления материального процесса труда. В этом смысле материальный
момент человеческой деятельности “первичнее” идеального, духовного» —
пишет Майданский.
С тем, что материальное в труде первично, а идеальное вторично, я не могу согласиться.
Дело в том, что труд как чисто материальная деятельность есть абстракция.
Причем это абстракция, по словам Маркса, не менее реальная, чем превращение
всех веществ в воздух. То есть это абстракция, которая происходит не в голове
человека, а в реальности человеческого производства, в особенности в мануфактуре,
где сложный технологический процесс изготовления какого-то изделия разлагается
на простые операции, которые могут выполняться неквалифицированными работниками.
Труд превращается в однообразные повторяющиеся движения, которые, как говорится,
ума не требуют. И поэтому можно сказать, что это чисто материальная деятельность,
простая затрата физической и нервной энергии, как определяет абстрактный труд Маркс.
Но это уже, как говорится, вторичный продукт, а вовсе не исходная форма. В
исходных формах если такой труд и был, то это было подражание образцу. Но образец-то
все-таки кто-то должен был изготовить. Однако вот этот-то Фалес каменного рубила,
как его кто-то назвал, уже не помню кто, не мог действовать по образцу. Сам образец
он должен был построить в своей голове, со всеми оговорками, понятно, что голова
есть только «кость». Понятно, что это вовсе не так, будто он сначала спроектировал
рубило и нарисовал его палочкой на песочке, а потому уже пошел искать подходящий
кремневый желвак. Как это могло быть конкретно, трудно представить человеку,
который ни разу не брался изготовить себе вещь, для которой нет ни образца, ни
типового проекта. Это делается путем множества пробных ходов, пробных ударов,
когда от удара одним камнем по другому ничего не откалывается, а при другом,
более сильном ударе, отщеп получается неправильный. Сила и направление удара
корректируются результатом. И то, что получается как результат, оказывается
и образцом.
О том, как труден был этот процесс, говорит то, что палеолит длился
по крайней мере несколько тысячелетий, и различают ранний палеолит, мезолит,
поздний палеолит. Указанное различие связано только со степенью совершенства
изготовления этих самых каменных рубил. И отсюда понятно, что труд есть целиком
и полностью общественно-историческая категория, а ни в коем случае не индивидуально-природная.
Но нам важно то, что в труде как специфически-человеческой деятельности всегда
заключен проективный момент, момент постройки «в голове», хотя бы эта
«постройка» составляла всего лишь опережающее руку движение глазом, когда глаз
как бы продолжает возможное движение руки. (Об этом есть у Ильенкова.) Реального
движения еще не было, а глазом оно уже совершилось. Поэтому оно и есть идеальное
движение, в отличие от реального физического движения.
Проектируемый результат реального движения руки есть цель. И она всегда
в человеческом труде присутствует. Бесцельная деятельность — это уже вырожденная
деятельность. Поэтому Маркс и определяет труд как целесообразную деятельность.
Здесь главное отличие человеческого труда от «труда» животных, в том числе и
от «труда» знаменитой пчелы, на защиту которой от Маркса, незаслуженно ее обидевшего,
встали некоторые наши философы: она, видите ли, тоже строит ячейку из воска сначала
в своей «голове». Дело не в том, что у пчелы, строго говоря, головы нет, — то,
что обычно называют ее «головой», это большие ячеистые глаза, которые и занимают
по меньшей мере 90 % того, что называют у нее «головой». Но голова ей и
не нужна, — в живой природе вообще появляется какой-то новый орган только тогда,
когда он нужен: функция создает орган, хотя функция осуществляется при помощи
соответствующего органа. Голова пчеле не нужна, потому что она «знает» все заранее.
Она только-только вылупляется из куколки и уже все «знает»: куда ей лететь, с
каких цветов нектар собирать и т.д. В отличие от пчелы, человек ничего не знает
заранее, поэтому даже элементарную траекторию своего движения в новом для него
пространстве он должен построить в голове. Впрочем, такой «постройкой» занимаются
и высшие животные. Но человек, в отличие от высших животных, строит в голове
новую форму вещества природы.
Однако в ходе истории проективная (идеальная) деятельность и исполнительская
(реальная) деятельность, которые являются сначала моментами единой и одной деятельности,
обособляются и достаются разным людям, даже разным социальным слоям, группам,
классам, сословиям. И в результате появляются творцы культуры, а с другой — тупые
исполнители.
Понятно, что если идеальный момент появляется только в человеческой деятельности,
то он не мог и не может появиться в природе до человека. Идеальное есть не природная,
а общественно-историческая форма, сугубо человеческая форма, связанная со спецификой
человеческой деятельности, труда. И это отражается даже в самых фантастических
идеалистических представлениях. Гегель в свое время заметил, что самое замечательное
в философии Платона, это то, что идеальное у него предстало организацией общества,
государства. (Это место цитирует и Ильенков в своей статье об идеальном.)
Все «идеи» Платона так или иначе связаны с общественной жизнью, с жизнью
полиса. И прежде всего это идеи истины, добра и красоты. Платон не приводит,
или почти не приводит, примеров идей природных вещей, скажем — «идеи» камня,
или «дерева». А вот ложе, сделанное из дерева, это уже идея. И статуя,
высеченная из камня, — даже современный скульптор не скажет, что у него не было
никакой идеи, когда он брался за молоток и резец. И вещи явно природные, — обрезки
ногтей, волос и прочую дрянь, которую выбрасывают на свалку, Платон совершенно
определенно лишает всякой идеальности.
Таковы мои аргументы против тезиса А.Д. Майданского о первичности материального
момента в труде по отношению к идеальному моменту. В труде изначально присутствует
идеальный момент. Труд — субстанция истории как единство материального и идеального.