Фальсификация марксистской диалектики в угоду маоистской политике

Фальсификация марксистской диалектики
в угоду маоистской политике

XXIV съезд КПСС подчеркнул, что борьба против всех разновидностей оппортунизма и антикоммунизма является важной задачей работников идеологического фронта, всех коммунистов. В этой связи возрастает значение критики противоречащей марксизму-ленинизму платформы китайских руководителей, их антисоветских, антисоциалистических взглядов, разоблачения выдвигаемых маоистами теоретических «обоснований» своего авантюристического политического курса.

Одна из характерных особенностей маоизма — стремление прикрыть несовместимую с коммунистическим мировоззрением эклектическую смесь различных идей и политических догм авторитетом марксизма-ленинизма, попытка выдать их за «новое слово», некий «новый этап» марксистско-ленинской теории. Так, принятый IX съездом устав КПК содержал крайне претенциозные формулировки о том, что Мао Цзэ-дун якобы «унаследовал, отстоял и развил марксизм-ленинизм, поднял его на совершенно новый этап».

Состоявшийся недавно X съезд КПК вынужден был перед лицом откровенных провалов и острого кризиса «идей Мао Цзэ-дуна» несколько приглушить прежние притязания Мао на то, чтобы считать его идеи «вершиной марксизма-ленинизма». Ныне китайское руководство предпочло, видимо, вновь сделать акцент на том, что идеи Мао Цзэ-дуна — «китаизированный марксизм». В политическом отчете ЦК КПК, сделанном Чжоу Энь-лаем, за Мао Цзэ-дуном утверждается авторитет «продолжателя» дела Маркса — Ленина. В оборот пущена формула «марксизм-ленинизм — идеи Мао Цзэ-дуна», с помощью которой, по сути дела, предпринимается совершенно безосновательная попытка закрепить представление о маоизме как о существенном вкладе в развитие марксизма-ленинизма.

Следует учитывать, что крайняя разношерстность, эклектичность, характерные для маоизма, позволяют приспосабливать его к различным политическим ситуациям и потребностям. Это наглядно видно на примере метаморфозы, которую претерпевает маоистская «идеология» в настоящее время. [93]

Известно, что так называемая «культурная революция» проводилась как практическое осуществление коренных «идей Мао». Под флагом этой, с позволения сказать, «революции» уничтожались книги классиков мировой и китайской литературы, разрушались памятники культуры, устраивались массовые избиения и насаждался террор в отношении прогрессивной интеллигенции. Чтение научной литературы третировалось как проявление «буржуазности», «ревизионизма» и т.п.

В области внешней политики провозглашались откровенно экстремистские, воинственные лозунги: «войны играют роль очистительного антитоксина» и т.п., политика мирного сосуществования объявлялась «предательством» и «проявлением ревизионизма».

Ныне маоисты и некоторые их зарубежные поклонники в Италии, Франции, США и Японии из числа ревизионистов или откровенных антикоммунистов не покладая рук «трудятся» над тем, чтобы наложить на антинародную, антигуманистическую идеологию маоизма румяна «демократизма», «антибюрократизма», выдать маоистов за «последовательных сторонников» политики мирного сосуществования стран с различным социальным строем.

Еще недавно маоисты заявляли, что Мао якобы «намного выше Маркса, выше Ленина» и что поэтому чтение произведений основоположников научного коммунизма не имеет особого смысла. Как поучал президент Академии наук КНР Го Мо-жо, практика, о которой говорится в трудах Маркса, Энгельса, Ленина, «далека от нас», их работы написаны непонятным для нас языком. Ныне же, если верить пекинской печати, все население Китая — от мала до велика — занято тем, что изучает труды классиков марксизма-ленинизма.

Усиленные попытки маоистов рядиться в тогу сторонников марксизма-ленинизма объясняются тем, что Мао Цзэ-дун, «теоретики» маоизма, не решаясь обнажить свою подлинную сущность, пытаются использовать в своих интересах высокий авторитет революционной теории, заимствовать из нее отдельные положения с целью прикрыть идейную нищету маоизма. При этом взятые напрокат маоистами марксистские формулы в общем контексте их идеологии претерпевают серьезные изменения, деформируются и отнюдь не меняют антинаучного, антипролетарского существа маоистской идеологии. Главная цель подобных манипуляций состоит в том, чтобы с помощью препарированных положений из книг Маркса, Энгельса, Ленина подкрепить пошатнувшийся авторитет Мао Цзэ-дуна как «теоретика». Характеризуя маоизм в Отчетном докладе ЦК КПСС XXIV съезду партии, товарищ Л.И. Брежнев подчеркнул, что идейно-политическая платформа китайских руководителей несовместима с ленинизмом.

Идеологическая платформа маоизма используется для «обоснования» притязаний Пекина на политическое и теоретическое руководство мировым революционным движением. Маоисты пытаются присвоить себе право отлучать от марксизма и социализма целые страны, многие коммунистические партии в зависимости от их отношения к... «идеям Мао» и политике Пекина. Маоисты обвиняют коммунистические партии и социалистические страны, прочно стоящие на почве марксизма-ленинизма, в «социал-империализме» или «ревизионизме», а незначительную группу своих сторонников относят к «истинным социалистам». Поскольку социалистические страны отвергают гегемонистские притязания Мао Цзэ-дуна, в Пекине на X съезде КПК решили вообще «закрыть» мировую социалистическую систему и объявить ее несуществующей, а о социалистическом содружестве пекинские пропагандисты говорят не иначе, как с добавлением слов «так называемое». Но такая [94] фальсификация реальных фактов не делает чести маоистам. Как гласит китайская мудрость, «рукой солнце не закроешь».

Под флагом выспренних декламаций о верности марксизму-ленинизму и пролетарскому интернационализму, которыми наполнены передачи пекинского радио и материалы китайской прессы, маоисты пытаются навязать мировому революционному движению гибельный авантюристический курс, желая таким путем осуществить собственные шовинистические устремления.

Все свои антисоциалистические и шовинистические действия маоисты пытаются подкрепить «теоретически» путем манипуляций с материалистической диалектикой, эксплуатации тезиса о взаимном превращении противоположностей. Так, например, на X съезде в докладе об изменениях в уставе КПК Ван Хун-вэнь тщился оправдать бесчинства «культурной революции» и саму эту кампанию и даже «доказать» необходимость ее многократного повторения в будущем ссылкой на «диалектическое» откровение Мао Цзэ-дуна. Он буквально заявил следующее: «Уже в 1966 году, когда только что развернулась великая пролетарская культурная революция, председатель Мао Цзэ-дун указал: «Полный беспорядок в Поднебесной ведет к всеобщему порядку. Это повторяется через каждые семь-восемь лет. Всякая нечисть сама вылезает наружу». И далее Ван Хун-вэнь, называя эту тираду «объективным законом классовой борьбы», говорит: «Необходимо еще много раз проводить такую великую политическую революцию, как великая пролетарская культурная революция». Несостоятельность и антимарксистская сущность этих утверждений совершенно очевидны: извращенно толкуя положения материалистической диалектики, выхолащивая из них научное революционное содержание, маоисты стремятся придать видимость «теоретического обоснования» своей политики. Марксистско-ленинская диалектика при этом сводится ими к «искусству» выдавать желаемое за действительное, белое за черное, а черное за белое, то есть превращается в чистейшую софистику, а еще точнее — в прием политической демагогии, в способ оправдания авантюристических действий. От диалектики тут остаются, собственно, только терминология, набор словесных оборотов, имеющих чисто служебное значение.

По этой причине разоблачение псевдонаучности маоистской «диалектики» не может быть просто сведено к критическому анализу «теоретических» текстов, излагающих и комментирующих «идеи Мао Цзэ-дуна», поскольку эти тексты играют всего лишь роль «дымовой завесы», под прикрытием которой совершаются политические маневры, не имеющие к этим текстам никакого отношения.

На словах маоисты, где это возможно, ратуют за строгое следование положениям марксизма-ленинизма. На деле же они постоянно демонстрируют образцы неслыханного в истории общественной мысли, революционного движения разительного разрыва между словами и делами.

«Центральной силой, руководящей нашим делом, является Коммунистическая партия Китая» — эту фразу, которой открывается печально знаменитый «цитатник» Мао Цзэ-дуна, миллионы китайцев слышали, читали, декламировали индивидуально и хором как раз в те самые дни, когда партийные организации по всей стране подвергались самому настоящему разгрому. Разгонять партийные организации отправлялись вооруженные отряды людей, размахивавших книжечкой, в которой написано: «Наш принцип — партия командует винтовкой; совершенно недопустимо, чтобы винтовка командовала партией».

Уместно вспомнить, что свой открытый поход против ленинизма и [95] разрыв с общей генеральной линией международного коммунистического движения маоисты начали публикацией пресловутого сборника «Да здравствует ленинизм!» и шести тематических подборок цитат из сочинений... В.И. Ленина. В действительности это была чистейшей воды ревизия ленинизма и даже, пожалуй, наиболее опасная ее форма, ибо она рассчитана на обман (путем спекуляций на авторитете революционной теории) именно тех социальных слоев общества, которые всей логикой современной эпохи подведены к марксизму; рассматривая его как единственно соответствующую своим коренным интересам теорию общественного развития, они, однако, еще не обладают достаточным политическим опытом, чтобы уверенно отличить подлинный марксизм от фальшивки, от суррогата.

Материалистическая диалектика в обобщенном виде воплощает в себе итог, сумму, вывод всей истории человеческого познания. Постоянно развиваясь и обогащаясь на основе теоретического осмысления новых социальных явлений, достижений современной науки, диалектический материализм представляет собой метод познания и революционного преобразования мира. Он служит основой для выработки подлинно научной политики марксистско-ленинских партий, всесторонне и глубоко учитывающих ход объективных социальных процессов, расстановку классовых сил, выражает коренные интересы рабочего класса, всех трудящихся. Изучение марксистской диалектики формирует подлинную культуру мышления, вырабатывает у человека принципы научного мировоззрения, правильную методологию исследования сложных процессов, происходящих в объективном мире.

Известно положение Ленина о диалектике как живом, многостороннем познании с бездной оттенков всякого подхода, приближения к действительности, возникающих на основе постоянного развития и изменения самой действительности, в процессе углубления познания мира. Поэтому Маркс и Энгельс, а равно и Ленин возражали против любых попыток рассматривать диалектический метод как некий набор готовых положений, дающих ответы на любые вопросы, возникающие в жизни. Мировоззрение марксизма, по словам Энгельса, «дает не готовые догмы, а отправные пункты для дальнейшего исследования и метод для этого исследования» 1.

В.И. Ленин, наша партия дали блестящие образцы глубокого изучения новых сторон диалектики на основе обобщения богатейшей практики революционных свершений. Были открыты всеобщие объективные законы строительства социализма и коммунизма, диалектика революционного процесса в эпоху становления мировой социалистической системы и т.д.

Огромный вклад В.И. Ленина и созданной под его руководством партии, марксистов-ленинцев различных стран мира в разработку проблем материалистической диалектики составил новую эпоху в развитии марксистской философии, ее ленинский этап.

Ленинский анализ законов диалектики и их проявления в различных конкретно-исторических условиях является образцом сочетания научной объективности, глубокой партийности и неразрывной связи теории с революционной практикой.

Законы диалектики как наиболее всеобщие законы развития природы, общества и человеческого мышления действуют везде, всегда, но их проявление в каждой исторически обусловленной эпохе или [96] обстановке специфично. Сами законы диалектики действуют объективно и в неразрывной взаимосвязи; каждый из них характеризует ту или иную наиболее существенную сторону процесса развития или его этап. Закон перехода количественных изменений в качественные характеризует объективную, внутреннюю качественную определенность вещей и явлений в процессе развития на этапе перехода от одного качественного состояния к другому. Закон единства и борьбы противоположностей показывает внутренний импульс саморазвития, самодвижения, раскрывает внутренний механизм взаимоотношения различий, противоречий и противоположностей. Именно поэтому этот закон Ленин называл «ядром диалектики». Закон отрицания отрицания отражает глубокую внутреннюю взаимосвязь элементов старого и нового в развитии явлений и вещей, характеризует сущность преемственности и направленности процесса развития.

Именно потому, что законы диалектики раскрывают черты единого процесса развития, нельзя противопоставлять одни законы другим, вырывать их из системы диалектических законов и тем более «не признавать» тех или иных законов.

Взгляды Мао Цзэ-дуна и других «теоретиков» маоизма на законы диалектики, их сущность и характер действия, как будет показано ниже, в корне противоположны марксистско-ленинским взглядам и являются, по сути дела, антидиалектическими, отличаются крайним утилитаризмом и субъективизмом.

Величайшая сокровищница марксистско-ленинской мысли подменяется маоистами некоей примитивной «эрзац-теорией», назначение которой состоит в том, чтобы прививать столь же примитивный и антинаучный по существу способ мышления. В этой связи обращает на себя внимание стремление маоистов выдавать самые обыденные суждения человеческого «здравого смысла» за высшие теоретические обобщения, возвести их в ранг «общих законов и закономерностей». Суждения типа «если стол не передвинуть, он не передвинется», «чтобы выпрямить, нужно перегнуть», «мусор не исчезнет, если его не вымести», «если в руки попала метла, то необходимо усвоить, как ею пользоваться», «по достижении преклонного возраста человек умирает» и т.д. они объявляют образцами диалектико-материалистических суждений.

По поводу подобных потуг выдать элементарные житейские суждения за научные теоретические положения очень ясно высказался в свое время Ф. Энгельс. «...Здравый человеческий рассудок, — писал он, — весьма почтенный спутник в четырех стенах своего домашнего обихода, переживает самые удивительные приключения, лишь только он отважится выйти на широкий простор исследования» 2. Однако для маоистов характерна именно такая манера мышления. Разве не об этом свидетельствует попытка Мао Цзэ-дуна на основании узкоэмпирического опыта «яньаньского сидения» 1936-1947 годов, к тому же неправильно осмысляемого, создать картину революционного движения в развивающихся странах, выдать практические действия, которые диктовались условиями изолированной революционной базы, за всеобщие принципы революционной стратегии XX века?!

Примитивизм маоистских представлений о диалектике процесса познания и применении его в политике ярко проявляется не только в вышеприведенном суждении о «взаимопревращении» «полного беспорядка» во «всеобщий порядок», но и в массе других примеров. Вот что утверждает, в частности, Мао о диалектике «общего» и «частного», [97] выступая в качестве «теоретика». «Даже у трехлетнего ребенка есть суждение. Он видел человека и собаку, поэтому, если мы спросим его: «Кто твоя мать — человек или собака?», он непременно ответит, что его мать – человек, а не собака. Ребенок видел свою мать (частное) и разбирается в понятии «человек» (общее). Поэтому его ответ представляет собой единство общего с частным. Трехлетний ребенок понимает диалектику. Вы не верите?» — говорил Мао, выступая на второй сессии VIII съезда КПК в мае 1958 года.

Приведенное рассуждение Мао Цзэ-дуна отнюдь не обмолвка. Подобное понимание пронизывает все его «философские» труды, та же схема умозаключения является основным методом мышления и в более серьезных вопросах. Так, в статье «Относительно противоречия», которая наряду с другими работами Мао объявлена китайскими пропагандистами «наивысшим итогом всего развития философии», Мао Цзэ-дун откровенно преподает уроки именно такой «диалектики», такого «теоретического» объяснения частных явлений.

«Почему яйцо может превратиться в цыпленка, а камень превратиться в цыпленка не может? Почему между войной и миром существует взаимосвязь, а между войной и камнем такой взаимосвязи нет? Почему человек может родить только человека, а не что-нибудь другое?» Ответ на эти вопросы дается следующий: «Дело здесь не в чем ином, как в том, что единство противоположностей возможно лишь в определенных, необходимых условиях» 3. Рассуждения такого рода навязывают неискушенному читателю совершенно превратное представление о диалектике как о наборе каких-то простых «правил», соблюдая которые можно-де научно мыслить. Схема мышления, которой учит Мао Цзэ-дун, проста: «единство противоположностей возможно лишь в определенных, необходимых условиях; следовательно, камень не может превратиться в цыпленка» и т.д. и т.п.

Подлинный смысл «развития диалектики» в работах Мао Цзэ-дуна «Относительно практики» и «Относительно противоречия» наглядно раскрылся позднее, когда стало ясно, что рассуждения относительно «камня» и «цыпленка» не просто анекдотически неудачные попытки популяризации верных истин, а скорее проявление совершенно извращенного представления Мао Цзэ-дуна о сути материалистической диалектики.

Типичной «метафизикой», с точки зрения последователей Мао Цзэ-дуна, следует, например, объявить утверждение, согласно которому грядущая война может породить груды мертвых камней, может привести к страшным опустошениям, невосполнимым потерям для цивилизации. Такую возможность маоцзэдуновская интерпретация закона единства и борьбы противоположностей априори исключает как «метафизику». Согласно «диалектике» Мао, война может породить мир, и только благословенный мир, как и, наоборот, мир может породить только свою «противоположность» — войну.

Этот вывод, причем буквально, Мао Цзэ-дун из своей «диалектики» и делает: «Если во время войны погибнет половина человечества — это не имеет значения. Не страшно, если останется и треть человечества. Через сколько-то лет население снова увеличится. Я говорил об этом Неру. Он не поверил. Если действительно разразится атомная война, то не так уж это плохо, в итоге погибнет капитализм, а на земле воцарится вечный мир».

Джавахарлал Неру не поверил Мао Цзэ-дуну. Не поверили этому и коммунисты, которые слушали аналогичные рассуждения Мао на Московском совещании в 1957 году. Ныне маоисты, как показали материалы X съезда КПК, следуют той же авантюристической «диалектике», предают анафеме разрядку международной напряженности и открыто заявляют, что современную международную обстановку характеризуют «колоссальные беспорядки на земле» и что «это дело хорошее, а не плохое». Логика их примитивна — «колоссальные беспорядки» должны превратиться в маоистский порядок.

Установка Мао на «создание противоречий» служит целям оправдания крайнего волюнтаризма в политике и является одновременно ярким примером полного произвола маоистов в обращении с принципами диалектики. В самом деле, разве практика пресловутой «культурной революции» не дает бесчисленное количество доказательств того, как Мао Цзэ-дун «создавал противоположности», объявляя «классовыми врагами» десятки, сотни тысяч коммунистов, многих видных деятелей культуры и науки и подвергая их жестоким репрессиям?! Наконец, разве клеветнический тезис «об угрозе с Севера», согласно которому Советский Союз – социалистическая страна — объявлен [98] «главным врагом» Китая, не является сознательным выдумыванием врага, чтобы оправдать шовинистический внешнеполитический курс и милитаризацию страны?!

Как видим, маоистские «упражнения» в диалектике далеко не безобидны, как это может показаться на первый взгляд.

Интересно отметить, что «философские» откровения Мао и его окружения неожиданно нашли новых адептов из числа столь «рафинированных интеллектуалов» и ренегатов марксизма, как, например, француз Р. Гароди. Признавая известную «примитивизацию», которой подверглась диалектика в «философских» работах Мао, они нашли ей оправдание в том, что Мао Цзэ-дун, мол, благодаря некоторой вульгаризации познакомил широкие массы китайского народа с азами европейской культуры мышления, приобщил их к «диалектике».

Крайний примитивизм маоизма, его склонность к экстравагантным парадоксам очевидны. И служит он совершенно определенным целям: идеологически обрабатывать массы, укреплять военно-бюрократический режим маоистской группировки.

Известно, что упрощение упрощению рознь и что упрощение ради популяризации тоже имеет свою меру, перейдя которую оно неизбежно превращает популяризируемую истину в свою противоположность — чистейшую ложь; и такая, с позволения сказать, «популяризация» материалистической диалектики ничего, кроме вреда, принести не может. Ведь совершенно ясно, что только введенные в заблуждение кадры, воспитанные на маоцзэдуновском толковании диалектики, могли и могут считать разумной ту политику «разделения одного на два», которую Мао Цзэ-дун пытается применять в отношении международного рабочего движения и мировой социалистической системы вот уже более десяти лет, — политику раскола под флагом «высшего диалектического принципа».

Анализ сочинений Мао показывает, что марксистско-ленинская теория, подлинные традиции мышления Маркса, Энгельса, Ленина чужды маоизму. Более того, этот анализ убеждает, что с марксистско-ленинской теорией вообще, а с ее философской частью в особенности Мао Цзэ-дун знаком весьма поверхностно и к тому же не по первоисточникам, а из вторых либо третьих рук. Об этом свидетельствует уже тот факт, что в сочинениях Мао Цзэ-дуна фигурируют весьма скромный набор одних и тех же, неоднократно повторяющихся цитат, ссылки на одни и те же, очень немногие работы классиков, встречающиеся, как правило, в том же контексте, что и в многочисленных популярных брошюрах по философии конца 30‑х — начала 40‑х годов.

Диалектика в сочинениях маоистов превращается в набор нехитрых аксиом, «требований», схем-предписаний, коим неукоснительно обязано следовать мышление. Но в такой интерпретации даже самые верные формулы подлинной диалектики неизбежно превращаются в мертвые шаблоны, сковывающие живое творческое мышление, а не вооружающие его способностью свободно ориентироваться в явлениях общественного развития и научного познания.

Говоря о стиле мышления, характерном для маоистской «философии», следует иметь в виду, что сильное влияние на формирование взглядов Мао Цзэ-дуна оказала древнекитайская философия. Маоистское понимание диалектики по сути — это лишь несколько осовремененная новой терминологией «диалектика» круговорота даосов, которая сводилась к противополаганию явлений, смене их местами, а не к слиянию и образованию нового. Вот образчики подобной «маоистской диалектики»: «Без жизни нет смерти; без смерти нет жизни. Без верха нет [99] низа; без низа нет верха. Без беды нет счастья; без счастья нет беды... Без буржуазии нет пролетариата; без пролетариата нет буржуазии. Без империалистического национального гнета нет колоний и полуколоний; без колоний и полуколоний нет империалистического национального гнета. Так обстоит дело со всеми противоположностями», — заключает Мао Цзэ-дун в своей работе «Относительно противоречия» 4.

Аналогичные примеры «диалектики» приводит Мао и в более поздних произведениях. «Сын превращается в отца, отец превращается в сына, женщина превращается в мужчину, мужчина превращается в женщину... Угнетатели и угнетенные взаимно переходят друг в друга; именно таковы отношения между буржуазией, помещиками, с одной стороны, и рабочими, крестьянами — с другой... Война переходит в мир, — продолжает рассуждать Мао, — мир переходит в войну. Мир — это противоположность войны» 5.

Выступая на второй сессии VIII съезда КПК, Мао заявил: «Вещи и явления всегда стремятся к своей противоположности. Диалектика Древней Греции превратилась в метафизику средневековья. Метафизика средневековья снова стала диалектикой нашего времени».

Во всех этих рассуждениях взята лишь внешняя сторона, только противополагание, взаимоисключение противоречивых сторон вещей, явлений. А весь сложный характер взаимоотношений между этими противоречивыми сторонами искусственно сводится к механическому изменению их места в составе целого. Именно эти примитивные представления служат методологией маоизма. Вся эта «диалектика» подобна игре черного и белого, смене элементов «инь» и «ян» в древнекитайской наивной диалектике. Но именно на основе подобной «диалектики» делаются далеко идущие политические выводы о войне и мире, о взаимоотношениях социальных сил в современную эпоху и т.д.

По Мао, все стремится к своей противоположности в буквальном смысле слова. Мир стремится превратиться в войну, война — в мир, капитализм — в социализм, социализм — в капитализм и т.д. и т.п. «Вещи всегда стремятся к своей противоположности. Появится великодержавный шовинизм — и он тоже будет стремиться к своей противоположности — к отрицанию великодержавного шовинизма, к марксизму. Всегда найдется что-то, что придет ему на смену»,– заявил Мао на второй сессии VIII съезда КПК.

Ясно, что маоистская интерпретация диалектического отношения между противоположностями несовместима с марксистской диалектикой. К. Маркс писал: «Сосуществование двух взаимно-противоречащих сторон, их борьба и их слияние в новую категорию составляют сущность диалектического движения» 6. В отличие от этого маоизм, как видно из приведенных выше изречений, понимает взаимозависимость и взаимообусловленность противоположностей механически, сводя все к перемене их местами. Тем самым маоизм сводит диалектическое движение к простому круговороту. Вот и получается, что мир должен сменяться войной, война — миром, шовинизм должен превратиться в марксизм, буржуазия — в пролетариат, а пролетариат — в буржуазию и т.д. и т.п.

Примитивизм в истолковании отношений между противоположностями приводит маоистов к отрицанию прогрессивного развития. Мао открыто отвергает закон отрицания отрицания, который раскрывает характерные черты прогрессивного развития (впрочем, как и закон перехода количественных изменений в качественные). Одновременно [100] он противопоставляет одни законы диалектики другим, вырывая их из единой и неразрывной цепи взаимосвязанности и взаимообусловленности. В беседе с группой китайских философов в августе 1964 года Мао заявил: «Энгельс говорил о трех законах, но я в два из них не верю (основной закономерностью является единство противоположностей, переход количества в качество есть единство противоположностей количества и качества, а отрицание отрицания вообще не существует). Если переход количества в качество и отрицание отрицания ставить в один ряд с законом единства противоположностей, получится не монизм, а «треизм», так что основным является единство противоположностей»,– пытается аргументировать свой подход Мао.

Далее Мао дает образчик характерного для него «диалектического» перехода от «теории» к практическим выводам: «Одно уничтожает другое — возникает, развивается, гибнет. Это всеобщая закономерность. Если тебя не уничтожит кто-то другой, то ты погибнешь сам». Затем он формулирует свое мнение о судьбе диалектики: «Судьба диалектического метода заключается в непрерывном движении к своей противоположности. В конце концов и для человечества настанет последний день».

Приведенные изречения Мао ярко обнажают еще одну весьма характерную особенность маоистской методологии — «скачки» в мышлении и рассуждении от крайне общих положений к самым тривиальным фактам обыденности, попытки «выведения» конкретных фактов из общих законов и постулатов, что в корне противоречит принципам материалистической диалектики, требующим конкретно-исторического подхода к анализу всех вещей и явлений.

Отмеченная выше манера маоистского мышления непосредственно связана с конфуцианской традицией комплексно-ассоциативного, авторитарного, нормативного способа мышления. Эта манера мышления с помощью «скачков» от абстрактных постулатов и житейской тривиальности к конкретным выводам относительно сложных общественных процессов выявляет субъективизм маоистов и их узкоутилитарный подход к теоретическому мышлению и теории вообще.

Этот подход к теории находит свое продолжение в политической практике и методах идеологической работы, в особом почтении к цитатничеству и т.п. Подгон любых конкретных фактов под те или иные постулаты «идей Мао Цзэ-дуна» выдается за выражение высшей мудрости, а если паче чаяния какие-то факты или явления не подходят под те или иные «изречения», то эти факты попросту объявляются несуществующими, а того, кто осмелится сказать о них, немедленно объявляют «еретиком» — врагом «идей Мао», «классовым врагом» и т.п.

Характерно, что чем в большей степени выявлялся антимарксистский, волюнтаристский, шовинистический характер политического курса маоистов, тем произвольнее становилось их истолкование материалистической диалектики. Так, именно в те годы, когда Мао Цзэ-дун открыто взял курс на раскол мирового коммунистического движения, содержание закона единства и борьбы противоположностей было низведено до пресловутой формулы о «раздвоении единого» (которая, собственно, в китайском официальном переводе звучит как «разделение одного на два»). Эта формула повторяется как ритуальное заклинание, как магический символ веры, и в этом виде категорически противопоставляется формуле о единстве противоположностей — «соединении двух в одно».

«Термин «разделение одного на два» чрезвычайно точно, ярко и в общедоступной форме выражает ядро диалектики, а «соединение двух в одно» Ян Сянь-чжэня 7 от начала до конца представляет собой [101] систематизированную метафизику»,– утверждал в своей редакционной статье официальный теоретический орган Пекина журнал «Хунци» (№ 16 за 1964 год). (Хотя, заметим в скобках, в эклектичной работе Мао Цзэ-дуна «Относительно противоречия» можно прочитать и такие слова: «Мы, китайцы, часто говорим: «Противоположны, а друг друга порождают». Это значит, что между противоположностями существует единство. В этих словах заключена диалектика, они идут вразрез с метафизикой... В определенных условиях противоположности взаимно связаны и приходят в единство» 8. Но об этих словах в современных условиях маоисты предпочитают не вспоминать).

Формула, согласно которой диалектика заключена только и единственно в принципе «разделения одного на два» и ни в коем случае не в «соединении двух в одно», была утверждена не случайно и отнюдь не из философско-теоретических соображений. Дальнейшие события с очевидностью показали подлинный смысл канонизации этой формулы: в ней было усмотрено высшее «философское обоснование» тех политических акций, к осуществлению которых вскоре приступило пекинское руководство, — так называемой «культурной революции» внутри страны и раскольнических, подрывных действий маоистов на международной арене, включая злобную антисоветскую кампанию. Все эти акции стали изображаться как последовательная и принципиальная реализация «ядра диалектики», ее высшего, всеобщего закона.

Эта антисоциалистическая политика и вскрыла до конца подлинное понимание диалектики Мао Цзэ-дуном и маоистами, которое в теоретических работах еще кое-где прикрывалось рассуждениями о необходимости «конкретного анализа» в ходе использования диалектических формул, о недопустимости превращать эти формулы в бездумно применяемые схемы мышления и т.д. и т.п. Как только речь зашла о «теоретическом» оправдании раскольнической политики Пекина, все разговоры о «диалектическом» отношении «всеобщего» («закона») к «особенному», то есть к реальным конкретным жизненным ситуациям, были оставлены в стороне, и «разделение одного на два» превратилось в непререкаемый принцип, прямо и непосредственно оправдывающий все «особенные» случаи его «использования». Такое – прямое — наложение «общего» на частные случаи, создающее видимость «диалектического» обоснования и оправдания конкретных политических акций, никак, разумеется, не сочеталось и не сочетается с подлинной диалектикой, но зато прекрасно согласовывалось с тем ее пониманием, которое давно сквозило в сочинениях Мао Цзэ-дуна,– с тем упрощенным, вульгаризированным пониманием отношения «общего» к «особенному», которое, согласно Мао, доступно и понятно даже «трехлетнему ребенку».

Именно с помощью формулы «разделения одного на два» и делаются маоистами попытки оправдать свою раскольническую деятельность в мировой системе социализма, «обосновать» троцкистский тезис о том, что-де в социалистическом обществе, вплоть до построения коммунизма, существует борьба двух путей – социалистического и капиталистического.

Узкоутилитарный, волюнтаристский подход маоизма к марксистско-ленинской теории вообще, к материалистической диалектике в том числе, проявляется в стремлении превратить диалектику в апологетику авантюристической практики маоистов. По мысли Мао, [102] «диалектика именно и означает нанесение ударов по другим и превознесение самого себя...» (выступление на совещании в Чэнду в марте 1958 года).

Ярким выражением такого понимания маоистами диалектики являются неоднократные заявления Мао о необходимости «создавать противоположности», «создавать противоречия». «Создание противоположностей — очень важное дело»,– говорит он. Причем все это увязывается с раскольнической деятельностью на международной арене.

Еще в 1958 году, когда в Пекине скрывали подлинные намерения в отношении мировой социалистической системы и международного коммунистического движения, Мао Цзэ-дун на второй сессии VIII съезда КПК заявил: «Мы — оптимисты. Раскола бояться не надо. Раскол — это объективная закономерность».

Попытки Мао использовать диалектические формулы для оправдания предательской политики раскола мирового коммунистического движения, сил социализма, национально-освободительного движения наглядно проявляются в его трактовке основных противоречий современного мира. Известно, что в 1960 году в сборнике «Да здравствует ленинизм!», в котором Пекин впервые публично обнародовал свои особые взгляды, были выдвинуты «четыре крупных противоречия», характеризующих расстановку сил в современном мире: «между рабочим классом и монополистическим капиталом; между империалистическими странами; между народами колониальных и полуколониальных стран и империализмом; между социалистическими странами, где пролетариат одержал победу, с одной стороны, и империалистическими странами — с другой».

Эта схема противоречий была справедливо подвергнута критике марксистско-ленинскими партиями именно за то, что она затушевывала главное противоречие современной эпохи — противоречие между социализмом и капитализмом на мировой арене.

Осуществляя тактику привлечения отдельных компартий на свою сторону, в Пекине по-своему в какой-то мере учли эту критику. Сказались, очевидно, и разногласия в самом китайском руководстве. В письме руководства КПК в адрес ЦК КПСС от 14 июня 1963 года противоречие между социалистической и капиталистической системами было поставлено на первое место. В остальном схема противоречим осталась такой же, как и в сборнике «Да здравствует ленинизм!».

Однако, хотя формально противоречие между социалистической и капиталистической системами было вынесено на первый план, при интерпретации этого документа это главное противоречие затушевывалось, и, чем дальше маоисты отходили от общей линии международного коммунистического движения, чем большее место в их политике занимал откровенный антисоветизм и гегемонизм, тем бесцеремоннее и грубее схема основных противоречий современного мира приспосабливалась к роли «теоретической основы» антисоветского, шовинистического курса Мао Цзэ-дуна.

В ходе «культурной революции», как известно, антисоветизм все более и более становился главным стержнем маоистской политики и идеологии. Мао встал на путь переориентации политического курса Китая, прикрывая ее антиимпериалистическими фразами. Стало, однако, очевидным, что Советский Союз не только поставлен маоистами на одну доску с империализмом, но и объявлен, по существу, «главным врагом» Китая.

На состоявшемся в апреле 1969 года IX съезде КПК было обнародовано «обращение» Мао, адресованное ни много ни мало «революционным народам всего мира». В нем говорилось: «Начался новый [103] исторический период — период борьбы против американского империализма и советского ревизионизма». Этой «задаче» была подчинена новая конструкция основных противоречий современного мира. Причем маоистская схема основных противоречий не только приобрела откровенно антисоветский, антисоциалистический характер, но и стала своего рода теоретическим оправданием неизбежности мировой войны.

Чудовищное нагромождение клеветы в адрес Советского Союза дополняется здесь отрицанием социалистической системы, «отлучением» от социализма всех стран и партий, которые не разделяют взглядов «великого кормчего» и не одобряют «культурную революцию».

Ныне сделан новый шаг в этой эволюции маоистских взглядов. В новогодней (1973 год) совместной редакционной статье газет «Жэнь-минь жибао», «Цзефанцзюнь бао» и журнала «Хунци» «четыре крупных противоречия» сведены к двум: противоречию между «сверхдержавами», с одной стороны, и остальным миром — с другой, а также противоречию «сверхдержав» между собой. Именно эта интерпретация мировых противоречий была затверждена и на X съезде КПК. Как видно, этот подход весьма далек от научного, классового анализа противоречий современной эпохи. Его цель ясна — попытаться теоретически оправдать антисоветизм маоистов и их клеветнические утверждения о том, что СССР – «главный враг» Китая

Столь произвольная конструкция противоречий используется также для оправдания политики милитаризации Китая перед лицом мифической «угрозы с Севера», предательства маоистами классовых интересов социализма, попыток беспринципного блокирования с реакционными империалистическими силами на антисоветской, антикоммунистической основе.

Таким образом, эволюция маоистской схемы «четырех крупных противоречий» наглядно демонстрирует, как использовались произвольно трактуемые положения материалистической диалектики для оправдания антисоциалистического характера взглядов Мао Цзэ-дуна в области внешней политики Мао и его окружение ставят СССР, который, по общему признанию всех коммунистов, является основной антиимпериалистической силой современности, на одну доску с империализмом, пытаются противопоставить Советский Союз антиимпериалистическим силам и особенно странам «третьего мира». За клеветническими утверждениями о «перерождении» и выдумками о существовании в Советском Союзе и других социалистических странах «противоречия между пролетариатом и буржуазией» нетрудно видеть попытки маоистов нанести ущерб морально-политическому единству народов этих стран. Солидарность маоистов с правыми, антисоциалистическими элементами в Чехословакии в период событий 1968 года показывает, как далеко зашли лидеры Пекина в своей подрывной деятельности. Одновременно все это свидетельствует о том, каким неприглядным, антисоциалистическим целям служат маоистские манипуляции с материалистической диалектикой. От диалектики тут остаются только отдельные словесные формулы, только обороты речи, а их истолкование неизбежно ставится в зависимость от чистейшего произвола, диктуется мотивами, не имеющими никакого отношения к диалектическому материализму.

Следуя ленинским заветам, коммунисты ведут огромную работу, чтобы соединять научный социализм с рабочим движением, вооружать массы трудящихся подлинно научным, революционным мировоззрением — марксизмом-ленинизмом. Вез повседневной борьбы за решение этих задач коммунисты не смогли бы добиться тех всемирно-исторических побед, которые оказывают ныне решающее влияние на весь [104] ход политической жизни. Маоизм пытается использовать авторитет марксизма-ленинизма в своих корыстных интересах, восполнить собственную идейную нищету и поставить революционное движение и его идеологию на службу великодержавным, шовинистическим целям. Используя отдельные положения марксизма, в том числе некоторые тезисы материалистической диалектики, маоизм на деле отвергает марксизм-ленинизм как мировоззрение, как методологию. Поэтому маоисты, заимствуя те или иные положения из арсенала научного мировоззрения, старательно их фальсифицируют, перетолковывая вкривь и вкось.

Жонглирование «диалектическими» понятиями, и прежде всего положением о «разделении одного на два», используется маоистами в области внутренней политики для прикрытия бесконечных перетрясок и гонений в отношении тех, кто высказывает хотя бы малейшее сомнение относительно «мудрости» Мао Цзэ-дуна и его «идей». Попытки китайских руководителей рассматривать маоистскую псевдодиалектику в качестве методологической основы для выработки политического курса страны заводят их в тупик иррационализма и крайнего авантюризма, а сама эта маоистская политика служит источником хронического кризиса в развитии Китая. Другими словами, маоизм превратился в идеологические путы, сковывающие великий китайский народ, его созидательную энергию.

Таким образом, маоистские рассуждения о диалектике не имеют ничего общего с подлинно научной диалектикой и представляют собой метафизическую, механистическую мешанину, с помощью которой в Пекине пытаются «теоретически» оправдать шараханья, крайний субъективизм и волюнтаризм в политике.

Что же касается постоянных ссылок Мао Цзэ-дуна на закон противоречия, ссылок, которые приобрели характер заклинаний, то это можно охарактеризовать следующими словами Карла Маркса: «...Мелкий буржуа обожествляет противоречие, потому что противоречие есть основа его существа. Он сам — не что иное, как воплощенное общественное противоречие. Он должен оправдать в теории то, чем он является на практике...» 9

Развитие революционного движения, сама жизнь Китая на каждом шагу наносят удары по маоистским догматам, показывают их несостоятельность. Попытки претворить маоистские идеи в жизнь раскрывают их враждебность делу строительства социализма, мировому коммунистическому движению, национально-освободительной борьбе, подлинным интересам китайского народа.

Именно поэтому мировое коммунистическое движение, истинные марксисты-ленинцы последовательно разоблачают антимарксистскую суть маоизма, глубоко, всесторонне раскрывают идейную нищету маоистов, их враждебность мировому революционному движению, интересам строительства социализма в Китае. [105]

1 Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, т. 39, с. 352.
2 Там же, т. 20, с. 21.
3 Мао Цзэ-дун. Избранные произведения, т. 2, с. 457-458.
4 Там же, т. 2, с. 452.
5 Выступление на совещаниив Чэнду в марте 1958 года.
6 Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, т. 4, с. 136.
7 Видный китайский философ-марксист Ян Сянь-чжэнь (бывший член ЦК КПК, проректор Высшей партийной школы при ЦК КПК до 1962 года) возражал против сведения закона единства и борьбы противоположностей лишь к борьбе и настаивал на том, что необходимо видеть и борьбу и единство во взаимоотношениях противоположностей. Маоисты подвергли яростной критике эти взгляды Ян Сянь-чжэня.
8 Мао Цзэ-дун. Избранные произведения, т. 2, с. 460-461.
9 Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, т. 27, с. 412.