Заключение
Проведенный в книге анализ становления
диалектико-материалистической концепции содержания и формы был направлен на выявление
имманентной логики развития этих категорий как в русле материализма, так и в идеалистических
системах. Проблема взаимоотношения содержания и формы сознательно формулируется, как
показано в работе, уже в античной философии, и впервые попытки ее разрешения проводились
с диаметрально противоположных позиций. Так, «линия Демокрита» всегда отдавала предпочтение
содержательному моменту познания, тогда как «линия Платона», наоборот, все свое внимание
концентрировала на формальной стороне мышления.
Дальнейшее развитие этих
противоположностей, как и любых других действительных противоположностей, не осуществлялось
симметрично и равномерно, но одна из них, а именно та, которая связана с формальной
стороной познания, берет верх над другой — содержательной, получает преимущественное
развитие. И такое опережающее развитие формы имело под собой как гносеологические,
так и социальные корни. В области гносеологии это было обусловлено тем, что первоочередной
задачей любой науки является создание ее формального аппарата, т.е. определенной совокупности
правил и приемов мышления, имеющих обязательное значение для данной сферы познания.
В социальной сфере первостепенное значение формы определяется тем, что и здесь обязательна
строгая регламентация деятельности людей в политической, нравственной и эстетической
сферах. Наивысшего расцвета формализм в науке и социаль-
155 |
ной практике достигает в эпоху средневековья, где он воплощается в схоластической
философии и строго иерархической системе взаимоотношений людей в обществе.
Философия Нового
времени возникла и первоначально развивалась под флагом антиформализма и антисхоластики,
что остро проявилось и в деятельности основоположника рационализма — Р. Декарта,
и в творчестве родоначальника эмпиризма — Ф. Бэкона, обративших все свое внимание
на содержательную сторону познания. Однако конечный итог и рационализма, и эмпиризма
очень показателен, так как и окказионализм, в который выродился рационализм, и позитивизм,
который завершил развитие эмпиризма, полностью утратили содержательную направленность,
заложенную в трудах их основателей. Такой результат свидетельствовал о том, что от
формализма в мышлении не избавиться простым его отбрасыванием, т.е. зряшным отрицанием,
но здесь требовалось отрицание диалектическое, которое бы включало момент «снятия»,
удержания того положительного, что имеет в себе формализм.
Неудачи рационализма
и эмпиризма убедили Канта в том, что «мысли без содержания пусты, созерцания без понятий
слепы» (18, т. 3, 155), и поэтому свою основную задачу он видел
в том, чтобы объединить содержание и форму познания. Но для такого объединения противоположностей
необходимо прежде всего выявить их основание, т.е. выделить то «третье», в чем эти
противоположности соотносились бы как его модификации. И Кант в качестве такого основания
выделяет деятельность продуктивной способности воображения, которая, по его мнению,
как раз и синтезирует содержание и форму познания. Однако субъективизм кантовской
позиции сразу же породил волну критики в его адрес, поскольку то, что было объединено
деятельностью воображения, не всегда оказывалось автоматически объединенным и в реальной
действительности. Попытки Фихте улучшить кантовскую позицию «справа» не увенчались
успехом, поскольку он не преодолел субъективизм своего учителя, хотя и более последовательно
обосновал категории содержания и формы. Гегель воспринял диалектическую идею Канта
об опосредствованном характере связи между формой и содержанием, однако связь эту
он выводил уже не из деятельности продуктивной способности воображения, но из духовно-теоретической
деятельности общества. И такой поворот в исследовании категорий содержания и формы
позволил ему вскрыть новые пласты во взаимоотношении содержания и формы, и прежде
всего выявить исторический характер их взаимосвязи между собой. Именно историческое
понимание мышления позволило Гегелю не только обосновать собственную диалектико-идеалистическую
концепцию формы и содержания, но и учесть все предшествующие достижения в анализе
данных категорий. Благодаря этому ему удалось в историческом становлении научного
мышле-
156 |
ния выявить различные типы взаимоотношений формы и содержания
и зафиксировать их в трех диалектически взаимосвязанных дихотомиях: «форма — сущность»,
«форма — материя», «форма — содержание».
Одновременно Гегель здесь выявил
и определенную логику взаимоотношения содержания и формы, так как диалектический характер
их взаимосвязи предполагает определенную последовательность действий мышления в воспроизведении
тех опосредствующих звеньев, которые связывают форму и содержание. Это движение мышления
может быть содержательным, если совпадает с имманентной логикой исследуемого предмета,
и наоборот, оказывается формальным, если следует внешним формам предмета. Гегель здесь
вскрывает удвоение формы, так как форма, рефлектированная в самое себя, «есть содержание,
а в своей развитой определенности она есть закон явлений. В форму же, поскольку она
не рефлектирована в самое себя, входит отрицательный момент явления, несамостоятельное
и изменчивое, — она есть равнодушная внешняя форма» (10, т. 1, 298).
Форма, рефлектированная в самое себя, есть внутренняя — содержательная — форма, так
как она выражает способ бытия предмета, принцип его организации, необходимую связь
его элементов между собой. И такая связь для внутренней формы может быть только диалектической,
т.е. основываться на тождестве противоположностей, которые являются неотъемлемыми
моментами содержания. Когда же эта диалектика утрачивается и различные стороны предмета
уже не являются противоположностями и не составляют противоречия, то теряется и внутренняя
форма, которая способствует развитию предмета. В данном случае внутренняя форма превращается
во внешнюю, и предмет в своем развитии замыкается сам на себя, так как утрачивает
импульс к самодвижению и саморазвитию.
Дальнейшее развитие разработанной
Гегелем диалектики формы и содержания было возможно только на почве материализма,
так как именно в таком случае удается преодолеть гегелевский идеализм в обосновании
данных категорий. И это стало возможным прежде всего благодаря тому, что мышление
для философии диалектического материализма уже не есть гегелевское абсолютное мышление,
которое существует «до сотворения природы и какого бы то ни было конечного духа» (Гегель),
но представляет собой активное отражение реальной действительности в формах деятельности
общественного человека. Поэтому и категории начинают выступать для классиков марксизма-ленинизма
уже не как формы деятельности Абсолютного духа, но как отраженные в сознании всеобщие
формы чувственно-предметной, практической деятельности людей. Это же относится и к
категориям содержания и формы, так как и они начинают выступать важнейшими орудиями
познания не только в духовной сфере, но и в сфере реально-практической, т.е. в анализе
экономических,
157 |
политических, нравственных и других отношений в обществе.
Наиболее ярко диалектика содержания и формы воплощена в «Капитале» К. Маркса, где с ее
помощью были раскрыты такие важные понятия политической экономии капитализма, как
форма стоимости, метаморфоз товаров, формальное и реальное подчинение труда капиталу
и другие. Однако Маркс в «Капитале» не только реализовал диалектику содержания и формы,
разработанную Гегелем, но и вскрыл новые смысловые пласты во взаимоотношении данных
категорий. Прежде всего это относится к понятию превращенной формы, впервые обоснованной
К. Марксом для анализа сложных органически развивающихся систем.
В
целом предложенное исследование имеет своей целью восполнить тот пробел в материалистической
диалектике как логике, который связан с отсутствием в ней конкретно-исторического
анализа категорий формы и содержания. Поэтому главным здесь было изучение логической
природы содержания и формы, выяснение всеобщего характера их взаимосвязи в научно-теоретическом
мышлении, определение методологической роли этих категорий в познании. Следующий шаг
в разработке анализируемой проблемы должен состоять в выявлении диалектики содержания
и формы в разнообразных формообразовательных процессах как социальной, так и природной
действительности, и в решении этой задачи автор видит дальнейшее развитие темы, вынесенной
в название работы.
|
|